Максим Горький много лет прожил в Италии. Именно там, в 1928 году, его размышления о Мичурине прервали звуки фокстрота, и литератор написал статью, которая позже вышла в газете «Правда» с заголовком «О музыке толстых».

В ней Горький обличал падение нравов в капиталистических странах. Он утверждал, что джаз – подмена воспевающей романтическую любовь настоящей культуры гимнами похоти и разврата. По мнению писателя, аудитории этой музыки – тем самым «толстым» – чужды общечеловеческие ценности: ей важно лишь удовлетворить свои самые низменные желания, упиваясь вседозволенностью.

«Погибает культура!» — вопят защитники власти толстых над рабочим миром. «Пролетариат грозит погубить культуру!» — вопят они и лгут, потому что не могут не видеть, как всемирное стадо толстых людей вытаптывает культуру, не могут не понимать, что пролетариат — единственная сила, способная спасти культуру и углубить и расширить её», – писал Горький в своей статье.

По этой логике нечто подобное должно было происходить не только в музыке, но и в литературе. И как раз в эпоху джаза на весь мир стали греметь американские писатели. Однако в их произведениях мы видим мысли, которые удивительно созвучны тезисам Горького.

Век джаза

Когда Горький писал свою статью, эпоха джаза в США была уже на закате. Сам этот термин придумал яркий её представитель – Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Веком джаза он называл десятилетие после Первой мировой войны: с 1919 по 1929 год.

На него пришлись стремительный рост экономики США и увеличение доходов среднестатистического американца, особенно заметные на фоне обедневшей Европы. Личное обогащение стало новой национальной идеей. Тем более, что от прежних идеалов не осталось и следа.

Прожигатели жизни

Фицджеральд и его современники относились к так называемому «потерянному поколению». После Первой мировой войны они разочаровались во всём и не могли найти своего места в мирной жизни.

Многие представители поколения спивались. Самые стойкие превратились в циников и ударились в зарабатывание денег для того, чтобы потом тратить их на «красивую жизнь».

Стремящиеся к роскоши прожигатели жизни – типичные герои произведений Фицджеральда. Да и сам писатель в этом был похож на своих персонажей.

Пустышка в яркой обёртке

Но лозунг «живи моментом» был лишь красивой обёрткой, под которой скрывалось гнетущее ощущение пустоты. Его испытывали и герои Фицджеральда, и сам писатель.

В манифесте эпохи джаза, романе «Великий Гэтсби», жизнь главного героя столь же сверкающая, сколь напрочь искусственная. Настоящей в нём была лишь любовь. Та самая, о которой писал Шекспир, и которую поминает в своей статье Максим Горький.

Недолго пировал и Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Эпоху джаза сменила Великая депрессия, и последние десять лет своей жизни писатель угасал, как и его популярность.

Антивоенная проза

О разочаровании в прежних идеалах писал не только Фицджеральд, но и другие литераторы эпохи джаза. Многие из них выбрали главной для себя антивоенную тему.

О бессмысленных жертвах и поломанных судьбах, о «неучтённых жертвах войны» пишут Эрнест Хэмингуэй, Уильям Фолкнер и Джон Дос Пассос.

Последний с середины 1920-х всё более проникается марксистскими идеями, и в Великую депрессию эти идеи всё громче начинают звучать в его книгах.

Заокеанские социалисты

Период с 1929 года до начала Второй мировой войны в американской литературе именуют «красными тридцатыми».

Великая депрессия затронула абсолютно всех, и это не обошли вниманием писатели «потерянного поколения». Помимо Дос Пассоса именно в «красные тридцатые» создавали свои шедевры, к примеру, Теодор Драйзер и Джон Стейнбек.

В своих книгах они вытаскивали на поверхность изнанку капитализма во всей её неприглядности. И кто знает, как бы на этом культурном фоне повернулась судьба США, если бы не началась Вторая мировая война.